Отец Андрей Кашков происходил из самой обычной светской семьи, в которой было и октябрятское детство, и комсомольская юность. Когда будущему пастырю было около трех лет, то все семейство начало воцерковляться, и маленький Андрюша рос в православной среде, пусть и новоначальной.
Родители сумели привить ребенку любовь и прилежание к храму, поэтому уже в старших классах Андрей знал, какой дальнейший путь он выберет: только священство. Семья жила в Белоруссии, в небольшом старинном городке Червень. Примечательно, что до 1923 года этот город носил название Игумен.
По окончании школы Андрей сразу поехал в Минскую духовную семинарию, сдал экзамены и поступил на первый курс. Однако впоследствии, учась на четвертом курсе, посчитав, что в российских семинариях уровень обучения лучше, он перевелся в Смоленскую духовную семинарию.
В это же время девушка из точно такой же светской семьи Наташа, учившаяся в медицинском колледже, решила параллельно получить еще одно медицинское образование и поступила на курсы сестер милосердия при этой же семинарии. Как это часто бывает, семинаристы ходили в гости к будущим сестрам милосердия, и в результате часто складывались семейные пары.
«Я в Бога верила всегда, только моя вера была, как бы это сказать… Неоформленная, размытая, — делится воспоминаниями матушка. — Я знала, что есть такой Бог, но в церковь не ходила. Мои родители были совершенно неверующими, хотя все бабушки, особенно мамина мама соблюдали посты, знали молитвы, часто ходили на службы. У каждой из них было по много детей. Но их дети уже не знали, что такое вера. Думаю, что, конечно, сказалось коммунистическое воспитание.
Потом, когда я училась в старших классах, у нас в школе сменилась директриса, на ее место пришла другая, из другого города. Приехала она вместе со своей дочерью, тоже преподавателем. Они стали преподавать в нашей школе основы Православия, и вот на этих уроках я и узнала, что надо ходить в храм каждое воскресенье, что надо поститься, молиться. Я попробовала, мне понравилось. Я втянулась, стала ходить на богослужения, а потом решила окончить еще и курсы сестер милосердия».
Они встретились однажды случайно и между ними сразу установились добрые дружеские отношения. «Помню, что, когда я увидела его первый раз, то подумала, какой открытый, общительный молодой человек. Симпатичный, приятный в общении. С ним хотелось общаться, потому что он был веселый, внимательный. И у нас с ним как-то сразу все сложилось, не было никаких трудностей в общении, в дружбе. А через полгода мы решили пожениться».
Андрей закончил семинарию, уже будучи семейным человеком, но не имея сана. Рукоположили в его в диаконы в августе 2002 года, а через месяц он был уже священником. Первые месяцы, ставленническую практику, он проходил в Смоленском соборе города Смоленска, а буквально на два дня до Нового года отец Андрей получил назначение на приход: в село Стодолище, настоятелем церкви в честь преподобного Сергия Радонежского.
Этот поселок, небольшой по современным меркам, всего около четырех тысяч человек, когда-то имел свой храм, разрушенный в советское время. После того, как церкви стали передавать верующим, здесь решили возродить общину, но от старого храма не осталось и фундамента, поэтому редкие службы проводились в обычном доме, выделенном администрацией поселка под церковь. Как обычно бывает в таких случаях, в самой большой комнате поставили временный фанерный иконостас и проводили раз в месяц молебны и панихиды. Отцу Андрею предстояло фактически строить храм с нуля.
Ко всем проблемам добавилось еще то обстоятельство, что фактически отец Андрей был поставлен настоятелем на место другого священника, служившего до него. Как обычно бывает в таких случаях, и без того малочисленный приход раскололся на два лагеря: одни приняли нового священника в штыки, другие — поддержали, понимая, что сам батюшка ни при чем, такова была воля правящего архиерея.
Приход состоял из нескольких старушек, само собой, их пожертвований не хватило бы даже на самые скромные работы. И отец Андрей занялся поисками спонсоров. Звонил, объезжал предприятия, встречался с руководителями, искал точки соприкосновения. Не все хотели помогать, но были и те, кто откликался на просьбу: кто-то давал рабочих, кто-то — материалы, кто-то оплачивал стройку.
Так возводили купола, чинили протекающую крышу, делали алтарь. Жилья при приходе не было, матушка Наталья с ребенком все это время жили у мамы. Но через некоторое время супруги поняли, что больше так жить не могут, и сняли небольшой домик в Стодолище, чтобы быть ближе к приходу.
— Трудностей было много, — рассказывает матушка Наталья, — начиная от того, что домик, в котором мы жили, был без каких-либо удобств, самый простой, деревенский, и заканчивая тем, что долгое время на приходе не было хора. Вот тогда я пожалела, что не имела регентского образования, нам бы это очень помогло бы. К сожалению, петь я не могла, и на клиросе пел то один, то другой — мы перебивались с певчими, как могли. Позднее к нам стала ходить матушка одного из местных священников, ей с большими усилиями удалось привести наш клирос в порядок.
Время шло, в семье батюшки было уже трое детей, жить в старом доме без удобств было уже невыносимо. Семья сняла маленькую двухкомнатную квартиру. Впятером было очень тесно, но, зато с удобствами. Матушка вздохнула с облегчением: теперь не надо было ходить за водой на колодец, а по ногам не тянуло вечным сквозняком.
«Как мы жили? Не богато. Средств ни на что не хватало, а у нас трое детей. В перерывах между декретами я отдавала детей в детский сад, а сама работала медсестрой в городской больнице, чтобы хоть как-то поддержать семью. С отцом Андреем мы виделись только по вечерам, часто, когда дети уже укладывались спать. Обычная священническая жизнь: батюшка всегда на приходе, на разъездах, а матушка дома с детьми. Иногда я думала о том, что прихожане видят его чаще, чем я. Иногда чувствовала обиду… Но, в конце концов, в священнических семьях это норма, и я просто ждала его, когда он придет домой».
Постепенно жизнь на приходе налаживалась. Помогало то, что отец Андрей жил неподалеку от храма, и у местных жителей всегда была возможность обратиться к нему за требой или поговорить. Со временем улеглись волнения по поводу нового священника, и у отца Андрея сформировалась своя община, поменялся и состав прихода: появилась молодежь.
«Все говорили, что самые трудные это первые три года на приходе. С Божьей помощью мы их выдержали, и приход наш заметно увеличился, появились новые люди, храм ожил. Батюшку узнали, к нему стали приходить на службу и на исповедь.
Отец Андрей нравился людям тем, что он был очень общительный и всегда был готов поговорить, выслушать, а людям же этого не хватает, особенно, если у человеке горе или какое-то обстоятельство, о котором не расскажешь друзьям или близким. Многие говорили, что он так ведет исповедь, что ему хотелось открыть душу, ничего невозможно было скрыть, утаить. А он всегда очень переживал за тех людей, которые обращались к нему, всегда интересовался, утряслись ли проблемы, все ли хорошо, помнил и молился о всех».
При приходе отец Андрей организовал воскресную школу для детей — он очень любил детей. И как-то раз даже смог найти спонсоров, чтобы свозить обучавшихся в ней детей на две недели на море. Большинство из них море видели только на картинке, и такая поездка, конечно, была чем-то сказочным. Кроме восстановления храма, отец Андрей нес послушание по благочинию в отделе социальной работы: ездил в детский дом, где беседовал с детьми, проводил крещение, служил молебны. Потом батюшке дали еще один приход — храм Николая Чудотворца в селе Черешки. Это было удивительное место, тихое, спокойное — березовый край. И как-то раз отец Андрей сказал матушке: «Вот здесь меня и похороните. Буду тут лежать в тишине — здесь так хорошо!» Кто мог знать, что пройдет совсем немного времени, и батюшка упокоится около Никольского храма.
— Нет, никаких предчувствий у меня не было, — говорит матушка. — Все было как всегда, обычная наша жизнь. 10 августа 2010 года батюшка поехал на требу и не вернулся… Потом мне сказали, что по вине водителя, который его вез, произошло ДТП.
Матушка ненадолго замолкает, еще раз переживая то, что перевернуло всю ее жизнь, а потом, собравшись с силами, продолжает:
— Он очень любил розы. В тот день, когда он пришел ко мне делать мне предложение, он подарил мне розу. На праздники жен-мироносиц, на день рождения, на день ангела он всегда дарил мне и дочкам розы. Он считал их самым дорогим подарком. А теперь мы ездим к нему на могилку и дарим розы ему…
