«Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (1 Кор. 13; 4-7).
В моих воспоминаниях о батюшке – отце Андрее Еремееве очень много местоимений: я, мне, моя; повествую я о наших с батюшкой жизненных коллизиях, памятую слова Господа: «И будут два одна плоть», исходя из этого, четко прослеживается мотивация его поступков и слов. Мы с батюшкой одноклассники. Буду называть его сначала Андреем, ведь батюшками не рождаются, их призывает на служение себе Господь, каждого в свое время…
Я пришла в эту школу новенькой в четвертом классе и меня посадили за одну парту с Ломоносовым. Это потом я узнала, что фамилия моего соседа по парте Еремеев, но в первый момент подумала — какая у человека фамилия! «Крещен» Ломоносовым Андрей был за свой физико-математический склад ума. Эти предметы давались ему очень легко. Ему было не интересно идти в ногу с классом, и, когда мы все занимались по учебнику седьмого класса, он методично решал все без исключения номера по алгебре из учебника за девятый класс.
Однако девять классов он закончил с одной четверкой по геометрии. Оценка была снижена за небрежность: «творческая личность» упорно чертила все ручкой, не прибегая за помощью к линейке с карандашом! Но знания по физике и математике у него были прочные и пользовался он ими постоянно в рядовых жизненных ситуациях, бывало скажет: «Ты что, мамка! Это же правило буравчика..» (Мамка-это я спустя годы.) И мамке ничего не остается, как потупить глаза: «А-а-а…. ну да…».
Однажды, когда Андрей уже был в сане, я встретила одноклассника на улице, который спросил: «Я слыхал, Андрюха в попы пошел, а он ведь хорошо учился?». Я ему ответила на это: «А туда глупых и не берут!»
В школе Андрей не был «крутым» и даже, когда в старших классах мальчики стали «женихами», он спокойно играл роль Иванушки-дурачка в школьном драмкружке.
Свои симпатии ко мне он впервые высказал стихами в седьмом классе, но был отвергнут и даже высмеян. В девятом классе Андрей возобновил свои попытки: я сидела впереди него, он дергал меня за косичку и, потупив глаза, передавал записки с очередным объяснением в любви. Я до сих пор храню эти раритетные шедевры… Дружба наша началась с девятого класса. Тогда это была юношеская влюбленность, которая милостью Божьей, спустя годы, переросла в ЛЮБОВЬ!
После окончания девятого класса мы поступили в техникум: я, хоть и училась не плохо, вынуждена была идти в техникум, так как на тот момент обучение в техникуме было бесплатным. Моя мама, будучи вдовой, боялась, что ее зарплаты медсестры не хватит на послешкольное образование дочери. Я пошла в железнодорожный техникум на факультет «Проводная связь». Никакого стремления к «железкам» у меня не было, и в выборе своей будущей профессии я руководствовалась словами подружки: «Моя мама за всю жизнь работы на АТС тяжелее паяльника в руках ничего не держала, зато всю семью обвязала!» А я так любила вязать! Мое увлечение вязанием и сыграло ключевую роль в выборе профессии. Я предполагала, что после окончания техникума буду работать где-нибудь на АТС и вязать кофточки детям и внукам.
Родители Андрея решили отправить сына в автодорожный техникум, но он проявил упрямство, заявив, что он пойдет за Олей. Он не захотел в будущем заниматься проводной связью и поступил на факультет «Радиосвязь». Таким образом, мы и последующие четыре года были как нитка с иголкой: вместе по дороге в техникум и назад, причем, если у меня уроки заканчивались позже, он всегда меня ждал. Конечно, наши отношения не были безоблачными, и мы ссорились, но все без исключения ссоры происходили по моей вине: нелепые девичьи капризы и обиды были тому причиной. Андрей всегда терпеливо переносил мои «психи» и мирился первым, так как я по гордыне никогда не делала шагов к примирению, хотя на 99% была не права.
Уже примерно с третьего курса мы поняли, что хотели бы связать свои жизни, но, как это водится, при подсчетах сроков нашей свадьбы, этот день все дальше и дальше удалялся от нас. Ну а какой женитьбе может идти речь, если нужно окончить техникум, институт, заработать себе на квартиру! Эти туманные горизонты отдалялись от нас постоянно, повергая в уныние. А на четвертом курсе мы решили: «Давай поженимся!»
Не имея ни кола, ни двора, спустя месяц после нашего восемнадцатилетия, эта светлая мысль пришла в наши головы! Родители Андрея и моя мама отнеслись к нашему решению одобрительно, хотя советчиков со стороны нашлось не мало: «Куда так рано! Школьные браки не бывают счастливыми!»
В апреле, на Красную Горку мы поженились, причем таинство венчания и гражданская церемония бракосочетания были совершены в один день. Мы даже обратились к регистратору брака, чтобы она не предлагала нам обмениваться кольцами во время росписи, потому что в ЗАГС мы прибыли уже венчанными. Нам не хотелось снимать кольца после обручения для какого-то формального эпизода в светском учреждении.
Хотелось бы сказать о нашем отношении к Богу и вере на момент венчания. Крестили меня в возрасте двух месяцев, потому что «так надо». В храм моя семья не ходила. Лишь несколько раз в детстве я причащалась на Преображение Господне, когда моя бабушка ходила «святить» яблоки. Просто остались смутные воспоминания из детства, связанные с сумками яблок, стоящих на земле, брызгами святой воды и поучениями бабушки «Не бойся! Хади батюшка даст табэ кашки, чтоб не болеть!» Никакой подготовки к причастию у нас, детей, не было, разве только приступали натощак. Так случилось, что когда мне было одиннадцать лет, умер от рака мой папа. Наша соседка, воцерковленная женщина в возрасте, посоветовала маме меньше плакать, а ходить в храм и молиться о душе мужа, да деток с собой водить.
Так моя семья, состоящая из мамы, меня и моей младшей сестры, стала понемногу прибиваться к церковной ограде. К причастию стали приступать уже более осознанно: постились, вычитывали правило, которое на первых порах давалось ох, как тяжело! К Таинствам мы приступали, но не имели понятия об элементарных правилах поведения в храме, даже сейчас, вспоминая, мне стыдно пред Господом за свои поступки! Дело в том, что мы никогда не дожидались отпуста, а сразу после причастия и запивки выбегали из храма и бежали к электричке, которая везла нас домой, потому что следующий электропоезд был только через два часа… Суета сует! Прости, Господи!
Андрей был крещен уже в десятилетнем возрасте бабушкой по той же причине: «Так положено». И все! Следующая встреча Андрея со Господом состоялась за неделю до венчания: он пришел в храм для исповеди и причастия перед венчанием.
Желание повенчаться исходило от меня. Это не было данью моде. Мне хотелось получить у Бога благословение на брак. Когда мы дружили с Андреем, я постоянно говорила о том, что венчание — это непременное условие нашего союза. И, Слава Богу!- Андрей не был против, и даже никогда не звучало: «Ну-у-у, если тебе хочется…..». Решение о венчании было совместным и осознанным.
Итак, в конце четвертого курса мы стали мужем и женой! Как мы были счастливы! Это была какая-то сказочная эйфория! Но это была все еще влюбленность. Сейчас, когда я слышу требования современных девушек к потенциальным женихам, я улыбаюсь про себя: у моего жениха не было ни машины, ни квартиры, ни даже зарплаты, а всего лишь повышенная стипендия. И мы, с помощью Божьей, совместными трудами все заработали. Не за один год и не вдруг, а постепенно. Поженившись, мы стали жить у моей мамы. На свадебные деньги мы купили себе дачный участок – 6 соток пней, которые мы вручную рьяно корчевали все лето.
От дождей прятались под куском шифера, который мы приволокли с мусорки. Хочется сказать о нашем первом семейном транспорте, который нам помогал добираться до дачи. Это был видавший виды велосипед, на раму которого Андрей укрепил мягкое сиденье от стула, как это делают для малышей, только сиденье было в разы больше. Это потом, «разбогатев», мы смогли приобрести второй велосипед, а два года ездили на этом.
Осенью мы поступили в институт: муж на факультет «Вычислительной машины», я на «Экономику» на заочное отделение и устроились работать на железную дорогу по специальности.
К зиме я стала плохо себя чувствовать: болела и немела рука, нога прихлопывала при ходьбе. Врачи терялись в догадках по поводу диагноза, а одна «особо одаренная» выставила мне смертельный диагноз, заявив моей маме: «Ей ничто не поможет, ваша дочь к весне умрет». Тогда маме посоветовали поехать к отцу А., про которого в народе говорили, что он большой молитвенник и прозорливец. Мы с мамой к нему поехали на исповедь, и он сказал ей: «Не плачь!!! Молись и постись! Твоя дочь будет жива!».
В канун Рождества на исповедь к отцу А. попал Андрей. Я помню, как все прихожане томились в ожидании Рождественской литургии, а исповедь Андрея длилась более часа. Андрей отошел потрясенный: ему, простому парню, который четвертый раз в своей жизни пришел в храм, батюшка предсказал в скором времени священство! Андрею, как и всем по молодости, рисовались в скором будущем финансовые победы и руководящие должности, а тут какое-то священство! Не-е-е-е-е-е-е… мы так не договаривались! И Андрей даже на какое-то время перестал ходить в храм. Он соблюдал все посты, но на мое приглашение пойти в храм отвечал: «Иди одна, я дома побуду». Изредка он ездил к отцу А. за духовным советом и вразумлением.
Как и предсказал отец А., очередной доктор поставил мне новый диагноз-опухоль спинного мозга в шейном отделе позвоночника. Меня прооперировали. Очень тяжел был послеоперационный период, сама ворочаться я не могла, а лежать мне можно было только на боках, и мама с Андреем поочередно ворочали меня, кормили, обихаживали. И в этот самый период нашлись «сердобольные», которые советовали Андрею бросить меня, пока у нас нет детей:
«Зачем тебе этот лысый и хромой инвалид! У тебя таких Оль еще сотня будет!» Андрей никого не слушал и говорил: «Оля у меня будет одна!» Я сама тоже первое время после операции говорила ему: «Я не обижусь, если ты уйдешь. Я все пойму, подумай». Он отвечал мне на это: «Ты что?! Я же обещал Богу в богатстве и в бедности, в горе и в радости, в болезни и здравии быть рядом с тобой!»
Восстановление мое длилось девять месяцев, мне пришлось уговаривать врачей, чтобы мне не давали группу инвалидности. Врачи также запретили рожать, заявив, что беременность вызовет рецидив опухоли.
В 1999 году неподалеку от нас стала возрождаться женская обитель – Троице – Одигитриевская Зосимова Пустынь. Первый раз мы туда пошли на всенощное бдение, и молодой батюшка, служащий там, сразу спросил Андрея на исповеди: «А ты никогда не думал о священстве?». Отец Александр, так звали служащего священника, предложил Андрею алтарничать, и он согласился. Что эта была за пора! Мой муж буквально на крыльях летел в монастырь и «немощь его в силу обернулась»! Андрей тогда работал по сменам и все свободное время он помогал в благоустройстве обители и алтаря. Лесная тропинка, ведущая к монастырю, вся сплошь состояла из корней вековых деревьев, которые мешали при ходьбе. И Андрей, вооружившись топором, расчистил лесную тропу, построил мостик через канаву, сделал ступени с железнодорожной насыпи, для того, чтобы прихожанам было удобнее добираться от станции до монастыря.
В выходные Андрей неизменно посещал храм, помогая батюшке в алтаре. Он очень сдружился с отцом Александром, который стал для нас не только пастырем, но и другом. Вскоре о. Александр предложил Андрею рукоположиться и занять его место в Зосимовой пустыни. Тут уж настал черед моего малодушия – я была против рукоположения мужа. На нас все еще висел кредит по квартире; я в это время уже была в декретном отпуске – у нас родилась Анечка, а зарплаты батюшки едва бы хватало на погашение кредита, не говоря ни о чем большем. В общем, усомнилась я маловерная и упрямо отвечала: «Нет!», не смотря на уговоры мужа и доводы батюшки.
В конечном итоге, отца Александра перевели на служение в город Долгопрудный, а в обитель прислали другого священника. Приход в монастыре стал распадаться: «Поражу пастыря, и рассеются овцы». Нам очень нравилось, как служил отец Александр, не хватало общения с батюшкой и мы начали ездить к нему на службы в Долгопрудный, где мой муж тоже стал алтарничать. Однажды Андрей вышел из алтаря и сказал мне, что хочет рукополагаться и дам ли я свое согласие на это? Как возрадовалось мое сердце! Конечно, я была согласна! Сколько угрызений совести испытывала я за свой отказ, но время ведь не повернешь вспять, а тут Господь в очередной раз проявил к нам свое неизреченное милосердие и долготерпение!
Муж мой стал готовиться к Епархиальному Совету, а я к очередной операции: шел второй год после родов и рецидив опухоли давал о себе знать — стала отказывать левая сторона тела. Я лежала на операционном столе, а у Андрея в этот день был Епархиальный Совет, который он успешно прошел. Я тоже быстро пошла на поправку и через четыре месяца хотела выйти на работу, в очередной раз отказавшись от группы инвалидности, но Андрей воспротивился, зная коллектив в котором я работала, и сказал: «Не полезно матушке сплетничать и пустословить!» И я сдалась.
Дьяконская хиротония была спустя два месяца после Совета, причем ни муж, ни я не знали конкретной даты. Андрей алтарничал на всенощном бдении, позвонил мне вечером и сказал, что завтра состоится его дьяконская хиротония. Рукоположили моего мужа в дьякона в Петропавловском храме города Химки в четверг Светлой седмицы; ближе к вечеру он приехал домой и протянул мне свое обручальное кольцо со словами: «Возьми его себе, я сегодня повенчался с Церковью, и отныне я больше принадлежу Ей, нежели тебе!».
Два с половиной месяца мой муж прослужил дьяконом. Священническая хиротония была в Новодевичьем монастыре, рукополагал его во священники архиепископ Можайский Григорий.
Затрудняюсь сказать, что, кроме радости испытал мой муж во время и после рукоположения; меня же накрыла Пасхальная Радость! Я не спала после хиротонии двое суток и не испытывала усталости; мне, грешной, как половинке своего мужа, Господь, наверное, дал ощутить лишь малую толику той благодати, которая дается священнику при рукоположении!
Так уж случилось, что мой муж стал иереем, а мне дали инвалидность практически в одно и тоже время: Господь как бы отсек нашу прошлую жизнь и у нас начался новый жизненный период.
Начались священнические будни: чтобы вовремя быть на службе батюшка вставал в 4:30 утра, в любую погоду пешком шел полчаса через лес на станцию, полтора часа электричкой до Москвы, а потом через весь город – в Долгопрудный. Приход, куда рукоположили о. Андрея был многоштатным, службы совершались каждый день, поэтому он старался служить несколько дней подряд; семья, естественно, все это время была без него. Порой его по пять дней не было дома.
Как гром среди ясного неба для отца Андрея был указ митрополита о его переводе в Троице-Одигитриевскую Зосимову пустынь. Он всей душой прикипел к Пучково, но в церкви, как и в армии, приказы не обсуждаются. И он вернулся туда, откуда начинал. В монастыре для нас было все родное, свое. Полтора года он нес послушание иерея в Зосимовой пустыни, после чего был переведен на приход храма мцц. Веры, Надежды, Любови и матери их Софии в поселке Кокошкино.
Волею Божьей батюшка за свою священническую жизнь сменил четыре прихода. Он всегда говорил, что менять приход все равно, что кусок плоти от себя отнимать: буквально сроднишься с людьми, знаешь, кто чем живет, какие у кого проблемы; зато после смерти больше приходов меня поминать будут. Батюшка словно предчувствовал свою скорую кончину.
Всем нам, православным, свойственно постоянное видение чудес, окружающих нас, в подтверждение нашей веры в Бога. Батюшка видел чудо Божие даже в том, что каждый, кто, выходя из дома утром, благополучно возвращается вечером, должен благодарить Господа за это малое чудо, свершившееся с ним.
Одно из таких чудес было связано с Евхаристией. Однажды, потребив Чашу, он сел за руль и поехал домой. Его остановили на посту ДПС для проверки документов и, почувствовав от него запах спиртного, предложили дыхнуть в трубку. Отец Андрей стал объяснять, что он священник, служил сегодня и соответственно, потребил Тело и Кровь Христову, но никакие доводы на сотрудника инспекции не действовали. Отцу Андрею пришлось дышать в трубку — прибор упрямо показывал «0». И сотрудник ДПС вынужден был отпустить отца Андрея, не смотря на запах спиртного.
Из всех служб отец Андрей больше всего любил и ждал с нетерпением Пасхальную Литургию. Только начинался Великий пост, он уже ликовал душой, частенько напевая под нос стихиры Пасхи. А как он служил Пасхальную Заутреню! Он буквально порхал по храму, пытаясь донести до всех Пасхальную весть: «Христос Воскресе!»
Отец Андрей никому никогда не отказывал в требах. Я помню однажды на Пасху батюшка после всех храмовых служб приехал домой в восемь часов вечера. Только мы сели за стол всей семьей, чтобы разговеться вместе, раздался телефонный звонок: «Нужно срочно соборовать умирающую», и отец Андрей, наспех проглотив яичко, двинул в обратный путь за сто километров. Домой он уже попал в Светлый Понедельник ночью.
В «наследство» из Долгопрудного ему еще перепали бабушки – одинокие старушки, которые по своей немощи не могли посещать храм, но желали регулярно причащаться. Отец Андрей, уйдя из Долгопрудного, регулярно причащал и соборовал их до самой своей кончины, тратя на это свои выходные, учитывая дорогу туда и обратно, а также словоохотливость старушек, которая отнимала очень много времени у батюшки, но отказать в общении он им не мог.
Последний приход отца Андрея в поселке Кокошкино тоже полюбился батюшке. Он занимался молодежной работой в благочинии и на приходе, собственноручно верстал и подбирал материал в приходскую газету. Он мечтал сделать озвучивание Литургии на улице, в трапезной и церковной лавке для тех, кто не может находить в храме по той или иной причине во время службы. После его смерти работы по озвучиванию завершились, а мне передали деньги – сдачу – оказывается, батюшка из личных средств финансировал материалы и работы по озвучиванию. Вообще отец Андрей был абсолютно не стяжателен, жадность и сребролюбие были ему не свойственны. Он очень любил принимать в своем доме гостей, был радушным хозяином и всегда поступал по принципу: «Все, что есть в печи — на стол мечи»; при всем при этом сам он очень не любил ходить в гости.
Батюшка никогда не уделял внимания своему здоровью, хотя проблем у него было не мало. На мои доводы лечь в больницу, он всегда говорил: «На кого я вас оставлю?». Однажды он проговорился: «Я не хочу пережить Олю!». И Господь услышал его молитвы — он ушел первый. Он, вообще, предчувствовал свою кончину, часто говоря о смерти в серьезном или шутливом тоне. За десять дней до своей кончины он, еще не болея, ни с того ни с сего, сказал мне: «Крест на могилу мне поставь любой, только чтобы Спаситель на нем был красивый – красивый и объемный. Никакой фотографии не нужно — только дата рождения и смерти». Умер батюшка от пневмонии. Воля Божья! В наше время нанотехнологий и пересадки органов умереть от пневмонии! Нет, это – только Воля Божия!
Отец Андрей прожил не долгую, полную трудов и забот, но счастливую жизнь! Он был счастлив и всем доволен по жизни. Как-то я сказала ему: Несчастный ты мой! Какой крест тебе достался!», имея в виду себя и свои немощи. А он мне ответил на это: «Что ты, мамка! Я самый счастливый человек на свете! Господь дал мне священство, а это самый большой дар от Бога в этой жизни для меня! Если бы не было тебя и твоих немощей – я бы не пришел ко Господу и твоя болячка – это цена моего священства!».
Господь дал нам еще один бесценный дар – взаимную Любовь! Уж не знаю точно, когда к нам на смену влюбленности пришла любовь. Это ведь любовь не замечает изъянов и недостатков другого, даже если этот другой заболел неизлечимо, повесил очки на нос, прибавил в весе килограмм этак.. не мало! Только любовь стремиться каждую свободную минуту быть вместе! На мой взгляд, взаимная любовь – это совместная постоянная жертва собой и своим «Я» ради счастья другого. Господь сказал, что блаженнее давать, нежели принимать, так вот когда эта жертва не вызывает раздражения и саможаления, а приносит радость – ее смело можно назвать любовью. Слава Богу! – у нас была и есть эта Любовь, которая не закончилась с земной разлукой!
Лилия Малахова
